Вряд ли найдется в
истории более загадочная женская фигура. Она
прошла по Золотому веку европейской политики
волшебным призраком. Явилась ниоткуда —
обстоятельства и время начала ее жизни
достоверно не известны. И ушла в никуда, сгинув в
Алексеевском равелине Петропавловской крепости
в Петербурге. Она задала загадку не только
современникам, но и историкам. А сколько сил
положили они, чтобы разгадать ее тайну! Она
называла себя по-разному: дочь гетмана
Разумовского, черкесская княжна Волдомир, фрау
Шолль, госпожа Франк, внучка Петра I или внучка
шаха Надира, Азовская принцесса, мадам де
Тремуйлль, персианка Али-Эмете, Бетти из
Оберштейна, Княжна Радзивилл из Несвижа, княжна
Елизавета и многими другими именами. Но в историю
попала под именем, которого никогда не носила.
Это уж потом народная молва в погоне за
отысканием таинственной действительности
приделала ей произвольно выдуманное прозвище -
Княжна Тараканова.
Современники писали о ней: “Принцесса сия
имела чудесный вид и тонкий стан, возвышенную
грудь, на лице веснушки, а карие глаза ее немного
косили...” Она блестяще владела французским и
немецким, хуже итальянским и польским. Эта
экзотическая женщина стреляла из пистолетов как
драгун, владела шпагой, как мушкетер, талантливо
рисовала и чертила, разбиралась в архитектуре и
драгоценных камнях, играла на лютне и арфе.
Екатерина Вторая впервые услышала о ней в самый
разгар пугачевского бунта — в конце 1773 года. Ей
доложили, что в Европе явилась красотка, желающая
сесть на ее место. Называет себя дочерью
Елизаветы и родной сестрой Емельяна Пугачева.
Обман был шит белыми нитками. Имя “брата” она
произносила как Эммануил Пукашофф, а своим (и
Пугачева!) отцом называла гетмана Кирилла
Разумовского, даже не потрудившись выяснить, что
фаворитом ее “матушки” был старший брат гетмана
— Алексей Разумовский.
Кто такая на самом деле — никто не знает. Но
возле ее ног валяется вечно пьяный польский
князь Радзивилл, а литовский магнат Огинский
относится к самозванке как пылкий возлюбленный.
В ее передней толпятся прелаты и кардиналы, а
иезуит Ганецкий обожает ее со свойственным его
сословию фанатизмом.
В Европе неизвестная красавица вела себя с
действительно царской наглостью. Служители
римского ломбарда были растеряны, когда
появилась молодая красавица с внушительным
эскортом из богатых панов, негра и араба.
Бренчащие экзотическим оружием слуги внесли
тяжелые ящики. Красавица сказала, что
соблаговолит за тысячу цехинов отдать в заклад
фамильные драгоценности русских царей. Когда же
служители ломбарда со всей почтительностью
попытались удостовериться в содержимом ящиков,
царственная особа разгневалась. В ящиках
оказались булыжники, а женщина, ни капли не
смутившись, горделиво удалилась в сопровождении
пышной свиты.
Все эти проделки были слишком незначительны
для внимания русского престола, однако аферистка
не удовлетворилась разорением престарелых
любовников, а начала политическую игру, то ли
всерьез позарившись на русский трон, то ли
набивая себе цену. Впрочем, слишком сведущей в
высшей политике ее трудно было назвать, а
общество пылких поляков, которые меняли своих
королей, как бутылки с вином, внушило ее, что
любой трон падет к ее ногам, стоит ей лишь
хорошенько раскинуть свои чары. Тараканова
послала турецкому султану душистую записку, в
самых кокетливых выражениях взывая его о
политическом и военном покровительстве.
Примазываясь к славе “маркиза Пугачева”, она
невольно поддержала его претензии на загадочное
венценосное происхождение. Тут уж Екатерина
рассердилась — “конфуз” с Пугачевым и без
сестрицы-княжны сильно подрывал ее авторитет в
европейских делах.
Увы, пышная свита быстро разбежалась, когда
пылкие поклонники один за другим покинули
красавицу, опасаясь за свои состояния и жизни
(гнев российской императрицы был страшен), а с
ними утекло из сундуков самозванки и золото. Вот
тогда-то предприимчивая дама впервые обратила
свои взоры на русскую эскадру, стоявшую в
итальянском порту Ливорно.
Командовал эскадрой граф Алексей Орлов,
старший брат экс-фаворита Екатерины Григория
Орлова. К нему самозванка обратилась уже не
просительницей, а высокомерной повелительницей: “Божией
милостью, мы, Елизавета Вторая, княжна всея
России, объявляем верным подданных нашим...”. К
манифесту (копию которого Тараканова переслала и
в Петербург) прилагался текст подложного
завещания Елизаветы, якобы оставлявшей русский
престол свой дочери от Разумовского.
Орлов не пал к ногам красавицы. По-русски смачно
он высказался о прекрасной “Елизавете Второй”
так: “Какова стерва! Ведь извещена, подлая, что
Орловы от государыни обижены стали...” Теперь
уже не Тараканова охотилась за русской эскадрой,
а наоборот. Алексей Орлов получил от Екатерины
категорический приказ доставить соперницу в
Петербург. Красотка, обладавшая хорошим чутьем,
успела улизнуть от верноподданических
проявлений главнокомандующего, но вскоре
объявилась в Риме. А через неделю казнили
Пугачева.
Пока Тараканова отсиживалась в римском отеле,
пила ослиное молоко (от чахотки) и заигрывала с
папской курией, Алексей Орлов подыскивал ловкого
молодого красавца, способного проникнуть в
окружение “княжны Елизаветы”. Его выбор пал на
статного испанца Осипа де Рибаса, который еще не
был почтенным дюком, заложившим Одессу, а был
молоденьким, но ловким лейтенантом, полным
энергии и честолюбивых планов.
Де Рибас явился к Таракановой вовремя. Щедрый
дар в виде тяжелого кисета с золотом был опытной
мотовке снова как нельзя кстати. Молодой испанец
рассыпался в комплиментах и уверениях пылкой
любви... своего патрона — Алексея Орлова. Золото и
поклонение сильного мужчины снова были у ног
красавицы. Могла ли она устоять?
... Ее подняли на борт на троне, обтянутом
розовым бархатом, под звуки оркестра, пушечный
салют и троекратное “ура”. Спустя три месяца
морского путешествия вокруг Европы Тараканова,
зябко поеживаясь и кашляя, увидела на берегу
мрачную крепость Крондштадт. В Петербурге ее
доставили прямо в Алексеевский равелин
Петропавловской крепости.
“Из ее слов и поступков видно, что это
страстная, горячая натура, одаренная быстрым
умом, она имеет много сведений.”—докладывали
Екатерине из крепости. Тараканова писала
Екатерине, умоляя ее о личном свидании,
подписывалась “Елизавета”, что особенно бесило
императрицу. “Сущая злодейка!” — сказала
Екатерина. — Но я уже согласна отпустить ее на
все четыре стороны, если она откроет свое
подлинное имя и честно признает — кто она.” Но
даже ценой свободы и жизни, загадочная узница не
захотела расстаться со своей тайной. Кажется, она
искренне верила в свое царственное
происхождение.
Лидия МИХАЙЛОВА
|