Оглядываясь
назад, я понимаю, сколько ошибок наделала. Я так
боялась всю жизнь кого-нибудь огорчить, обидеть,
так считалась с другими, так "становилась на
чье-то место", что в результате очутилась
здесь, в неврологической клинике, в состоянии
тяжелой депрессии.
До тридцати лет, впрочем, ничего из ряда вон
выходящего в моей жизни не происходило.
Закончила филфак ЛГУ, получила неплохое
распределение, поступила в заочную аспирантуру.
Вышла замуж, как мне казалось, по любви. Родила
дочку.
Все развалилось в одночасье. Муж совершенно
по-дурацки погиб: "перебрал" у приятеля и
замерз по дороге домой. Перестройка, а потом
"новые рыночные отношения" превратили в
прах и тлен наш научно-исследовательский
институт, а заодно и мои мечты о докторской
степени.
Мне еще повезло: вместо того, чтобы стать
"челночницей", как большинство моих коллег,
я исхитрилась попасть в довольно-таки замкнутую
касту переводчиков иностранной
романтико-исторической макулатуры. Точностью
перевода никто не интересовался — было бы
связно, да быстро сделано. Денег при этом хватало
и на еду, и на тряпки, и на полноценный отдых.
Замуж я не рвалась — спасибо, нахлебалась. Мне
нужен был хороший приятель для совместного
проведения досуга. Желательно, со своей
жилплощадью, чтобы не гулять без конца по улицам
и не стоять в подъездах и вообще — избежать
возможных эксцессов. И желательно — настоящий
мужчина. В том смысле, чтобы рядом с ним можно
было бы чувствовать себя не домработницей и не
ломовой лошадью, а слабой женщиной. Такого,
кажется, нашла.
С Александром меня свела одна из моих подруг.
Устроила "целевой вечер": пригласила меня —
"симпатичную вдовушку" — и разведенного
приятеля своего мужа — "обаятельнейший,
интеллигентный человек, дорогая, со своей
квартирой, да и зарабатывает неплохо".
Он мне понравился. Еще бы: высокий, элегантный, с
гривой седых, ухоженных волос, почти красивый. И
профессия по нынешним временам интересная —
юрист. Низкий, волнующий голос, хорошие манеры,
обходительность, умение вести беседы на светские
темы... Как говорится, чего же боле?
Я бы не назвала это взаимной любовью с первого
взгляда, но Александру я тоже понравилась.
Внешностью меня Бог не обидел, фигурой — тоже,
хотя призового места на конкурсе красоты мне,
конечно, не занять. Не дура, самостоятельная,
опять же без материальных и жилищных проблем.
Через два дня после знакомства он пригласил меня
в театр. Через неделю — в гости к своим друзьям. А
еще через неделю — к себе в гости. При всем этом
не забывал дарить цветы, говорить нежные слова, и
вообще ухаживал по всем правилам. С четвертой
встречи я стала его любовницей, и только спустя
довольно длительный промежуток времени
осознала, во что на самом деле вляпалась.
Нет, с чисто физиологической точки зрения мне
бы позавидовали девять женщин из десяти, если,
конечно, верить тому, что пишут в соответствующей
литературе. Александр готов был заниматься
любовью несколько раз в сутки, не забывая о том,
чтобы я получала свою "законную" долю
удовольствия. Сгоряча я чуть было не согласилась
выйти за него замуж — настолько прекрасными
показались мне новые ощущения. Но когда прошел
угар "медового месяца", обнаружилось, что за
всем обаянием моего любовника скрывалось
огромное, непоколебимое презрение к женщинам,
которым всем "нужно только одно".
— Все вы, бабы, одинаковые, — заметил как-то мне
мой возлюбленный. — Думаете только о собственном
удовольствии, а как получили свое — сразу
плевать на мужика хотели. Моя бывшая супруга,
например, бросила меня только потому, что, как она
изволила выразиться, "хватало времени на все,
кроме жены". А ведь я с ней спал каждую ночь.
Нет, ей этого мало: я еще с работы должен был
возвращаться не позже семи часов, а потом по дому
вкалывать. Про выходные — молчу. Она просто
обожала ходить по рынкам и потом стоять у плиты...
А если меня по будням дела до позднего вечера
задерживали, а на выходные были другие планы?
Я промолчала. Надо сказать, что к тому времени
мне, в отличие от его бывшей супруги, отлично были
известны "дела", которые ни в коем случае
нельзя было отложить. Ларчик открывался просто:
преферанс. Либо "вживую", если была такая
возможность, либо сам с собой, на компьютере,
притом часами. Что ж, у каждого барона свои
фантазии.
"Ребенок", — подумала я однажды и...
испугалась. Случайно я нашла ключевое слово,
определявшее характер моего возлюбленного.
Ребенок. Ребенок, который топал ногами и бросался
на пол, если та женщина, которая в данный момент
исполняла роль его матери, собиралась заниматься
какими-то своими делами, а не развлекать его.
Который мог запросто забыть о времени,
заигравшись с друзьями или в одиночестве.
Ребенок, обожавший подарки, на которые я, по
дурости своей, не скупилась, но совершенно
искренне считающий, что он никому ничего дарить
не должен — достаточно его самого. Во всяком
случае, с тех пор, как я легла с ним в постель,
подарки, то есть цветы, прекратились.
— Тебе обязательно нужны эти условности? —
страшно удивился Александр, когда я достаточно
прозрачно намекнула, что была бы рада хоть
букетику фиалок. — Хорошо, попадутся — куплю.
Но цветы ему "попались" только тогда, когда
мы пошли на день рождения к одному из его
приятелей. Роскошный букет роз был куплен для
хозяйки дома, и я готова была дать голову на
отсечение, что никаких романтических отношений
тут не было. Просто этот ребенок хорошо усвоил,
что в гости к чужой тете нужно приходить с
подарком.
Наши с ним совместные вечера тоже были
"песней". Александр, если оказывался дома,
обожал смотреть... "Санта-Барбару", причем я
должна была сидеть рядом, держать его за руку и
разделять восторги. А меня от любой "мыльной
оперы" ненавязчиво тошнит. Что тоже вызывало
массу критических замечаний в мой адрес.
Пока я жила с дочкой, все это эгоистическое
ребячество Александра можно было пережить. Я
убегала домой, отсиживалась там, приходила в
себя. Через неделю, соскучившись, находила тысячу
оправданий поведению своего возлюбленного — и
проводила с ним очередной уик-энд или пару дней.
Обычно очередной разлад происходил из-за того,
что Александр выдавал "искрометную шутку"
относительно того, что близится день получения
мною гонорара за очередную работу и вот
тогда-то... Я обижалась, вспыхивала, говорила
слова, в которых потом раскаивалась, но...
Но, повторюсь, пока у меня было убежище, все это
сходило ему с рук. Скорее всего, я его любила. Но
тут дочка преподнесла мне сюрприз: на четвертом
курсе института познакомилась с каким-то немцем
и заявила, что выходит за него замуж и уезжает в
Германию. Ну, что ж...
— Ну, что ж, теперь-то мы уж точно должны
пожениться, — радостно заявил Александр, когда
узнал о переменах в моей жизни. — Переедешь ко
мне, твою квартиру будем сдавать.
Перспектива жить с ним в одной квартире в
качестве законной жены меня не то чтобы не
вдохновляла — просто пугала. Во-первых, мне
грозило хроническое недосыпание: аппетиты моего
партнера в постели мне были достаточно хорошо
известны. Во-вторых, мне не разрешалось привезти
с собой ни единой табуретки: все должно было быть
в том виде, к которому Александр привык за много
лет жизни в своей квартире, хотя места для моего
компьютера там не было по определению. В-третьих,
виделись бы мы с ним все равно только по выходным
дням, точнее, тогда уже точно только по выходным
дням: Александр уходил на работу не позже восьми
утра, а приходил не раньше десяти вечера, если не
забегал "на пульку" к кому-нибудь из друзей.
К любовнице, назначив свидание, он еще мог
поторопиться, но к законной мегере... Я же к десяти
часам вечера уже клевала носом и мечтала только о
тихом и спокойном сне. В-четвертых... В каждой
шутке, как известно, есть доля истины, и я
совершенно не была уверена в том, что пассажи
Александра относительно особенной
привлекательности "состоятельной женщины"
не были хотя бы на четверть серьезны. Мне это
нужно?
В общем, вопрос о свадьбе оставался открытым до
того вечера, когда я почувствовала, что у меня
начинается грипп: ртутный столбик термометра
поднялся до 39°. Кое-как переждав ночь я, проклиная
собственную слабохарактерность, позвонила
Александру. Застала его уже на выходе.
— Я быстренько разделаюсь с делами и приеду к
тебе, — бодро откликнулся он. — Диктуй, что нужно
привезти, куплю по дороге.
Я положила трубку и поплыла в забытье. Очнулась
от телефонного звонка, когда в комнате было уже
почти темно. Звонил, разумеется, Александр:
— Слушай, Лялечка, извини, я еще не освободился.
У нас тут совещание, а потом...
В трубке явственно слышались веселые голоса и
звон посуды. Я посмотрела на высветившийся на
табло номер: Александр звонил от своего лучшего
друга.
— Думаю, тебе лучше не приезжать, — сказала я. —
У меня грипп, еще заразишься. Да и устанешь,
наверное, после всех совещаний.
— Хорошо. Тогда я завтра тебе позвоню. Ну,
поправляйся.
Я положила трубку и заплакала. Плакала долго,
некрасиво, завывала, как деревенская баба. А
когда немного успокоилась, достала из тумбочки
пачку со снотворным, а из бара — початую бутылку
коньяка... Игра была мною проиграна окончательно
и бесповоротно.
Я не отравилась — только проспала двое суток,
да заработала острое нервное расстройство.
Теперь, конечно, упрекаю себя в малодушии и
глупости: кого я этим наказала?
Подруга, время от времени навещавшая меня в
клинике, в последний раз сказала мне в виде
утешения:
— Слушай, плюнь ты на этих мужиков и купи себе
хороший вибратор. Если бы не мой дурак-муж, я бы
так и сделала. А ты свободна — зачем тебе играть в
эти дурацкие игры?
Александр за несколько месяцев так меня и не
навестил. Может быть, действительно купить этот
самый... как его?
Все остальное я, в принципе, и сама умею делать.
Ольга Морозова
|