Я не ждала принца
из сказки. Знала о том, что в жизни все бывает не
так, как в литературе. Мне нравилась моя жизнь,
мой возраст – 15 лет, мне нравилось нравиться
мужчинам, дразнить их. А встречаться … зачем? С
этим столько хлопот! Я обожала на летних
каникулах кататься на велосипеде, привлекая
короткой юбкой мужчин, стоящих у их дворов, и
невольно вызывая строгие взгляды их жен. Как
хорошо ощущать юность тела, неиссякаемую энергию,
смотреть в будущее, полное событий и тайн! Ах,
скорость велосипеда с горки, прохлада вечера,
теплая вода в речке, музыка где-то на берегу!..
…Это было на праздник Ивана Купала. Мне
было велено возвратиться не позже полуночи. Я шла
с праздника по большой, плохо освещенной улице –
одна, так как все знакомые остались веселиться до
утра. Бабушка страшила меня маньяками – и я
подумала: «А вот и обещанный маньяк…». Он,
большой и незнакомый, шел за мной быстро, и вскоре
догнал. …И оказался красивым, высоким парнем,
которого, я, казалось, знала тысячи и миллионы лет…
Какая-то «знакомая» фигура, «знакомые» глаза, «знакомый»
стиль разговора, «знакомый» запах одеколона и
тела.
Он не был похож на Апполона, он был красив по-другому
– той красотой, что поселилась в моем
подсознании еще в раннем детстве. Кругло-квадратное
мужественное лицо, глубоко посаженные серые
глаза, курносый нос, по-девичьи очерченные губы…
Это подарок – подарок судьбы моим 15 годам… Я
была самоуверенна и знала: все будет хорошо.
Смотрела на свет редких фонарей и слепла от
радости.
Мы стали встречаться. Его приближение я
чувствовала на расстоянии – просто сжималось
сердце. Я чувствовала его мысли, и была тому рада
и не рада. Мы оба смущались друг друга, ведь были
очень юны. И каждое прикосновение было
откровением. Прикасались к руке – и обжигались
счастьем прикосновения. В первый год встреч мы
только обнимались – несмело, неуклюже, но так,
что перехватывало дыхание. Когда я думала, что он
– живой человек, обычный человек, а не Бог – и
представляла себе что-то смелое, откровенное, мне
хотелось смеяться и плакать от возможного
счастья.
На следующий год мы поцеловались – и проводили
все вечера и ночи, целуясь в полях пшеницы, на
сене, в лесу. Мы уже заканчивали школу и
надвигалась взрослая жизнь с ее проблемами,
сложностями, которые нужно было решать уже или
вместе, или порознь. Мы решили учиться дальше –
он в военном училище, я – в университете, и у нас
было еще одно лето, которое полностью сняло с
него ореол непознаваемого Бога – и он назвал
себя моим мужем, будущим мужем. Я не разлюбила его,
развенчанного, а полюбила еще сильнее, с грустью
предчувствуя будущее расставание. Так и
случилось.
Он выучился – и уехал жить домой, за собой не
позвав, оправдавшись нелепыми причинами. Хотя я
понимала: нужно жилье, стабильная работа. А я еще
учусь, живу в другом городе… Слышала, что у него
была то одна девчонка, то другая. Но ни к одной он
серьезно не относился. Всем изменял. Жил, как было
удобно, – по воле волн. Жил так годы, привык. И
превратился из принца в того, кого обычно
называют мужиком, – большого и толстого,
утомленного жизнью, без проницательного взгляда,
похожего на тысячи других, неразличимого в толпе.
Мне бьло 22. Я уже окончила университет, работала
редактором.
Вечер выходного дня плавно переходил в ночь, я
выключила свет в своей квартире, легла в постель.
Однако не спалось. Лежала и думала о чем-то. Вдруг
услышала шорох у своего окна на 1-ом этаже. Через
минуту – звонок в дверь. Дома я была одна.
Насторожившись, посмотрела на часы: 23.30. Так
поздно ко мне не приходят. Или предупреждают по
телефону. Затем – второй звонок в дверь. И
настойчивые, долгие – третий, четвертый, пятый…
Я замерла, и не решалась спросить: «Кто там?» Потом
– просто стук в дверь. Я заметалась по комнате,
позвонила недалеко живущим родителям. «Да
спроси, кто там?» – ответили они. И тогда я, не
положив трубку, в страхе подкралась к двери – и
спросила как можно строже и грознее: «Кто там?».
Ах, зачем я такая трусливая? Зачем такая «маменькина»?
Ах, зачем, зачем…У меня дрожали руки и голос.
Он сказал: «Это я… Откроешь?…Я уже думал идти,…но
я знал, что ты дома!..». Я открыла – да, он был
такой, изменившийся, но я не включала яркий свет в
комнате – и через несколько минут я стала
узнавать в его лице те давние черты… «Я не буду
заходить в комнату. Я сяду в коридоре…» Он сел
на стул, а я – ему на руки. Это тепло родины, запах
отчизны. Это растворение и соединение с природой,
которое мы ощущаем, выбравшись за город… Я
гладила его подстриженные «под полубокс» волосы…
Это такое счастье, ради которого стоит пройти
многое, понять многое…
На стене в коридоре висела репродукция иконы
Божьей матери. Он сжимал меня, будто просил
прощения, но молча. Он смотрел – будто
исповедывался. Таким усталым взглядом… Будто
жаловался на весь свет. Но когда он целовал меня,
сырость и строгость виртуальной церквушки вдруг
пропадали, а в воображении появлялись запах
скошенного сена, пшеницы, яркое звездное небо.
Мы вошли в комнату и долго-долго разговаривали.
Он говорил, что все могло быть по-другому, если бы
я его правильно поняла тогда, когда мы шли к
разрыву. Что часто вспоминал. Что я изменилась и
стала краше. Что теперь не такая «заумная». Что я
не похожа на других – и потому он со мной – здесь,
сейчас – далеко от родного дома. Что он все
забывает, но не забыл моего адреса.
Я думала о том, что теперь мы взрослые, мы –
совсем другие. Мы в лунном свете стояли в комнате
друг перед другом без одежд – и он не решался,
стеснялся смотреть на меня. Почти как тогда,
когда каждое прикосновение было, словно удар
током. Теперь я была богиней. Все возвращается,
что отдаем… Он стал осыпать меня поцелуями – и я
не знала, возвращаясь или прощаясь. …А он не знал,
как быть самым лучшим, самым-самым…
Я не спала до рассвета. Утром встала, оделась,
привела себя в порядок, примерила у зеркала его
офицерскую кепку. Приготовила завтрак. Смотрела
на него, спящего, такого земного-земного, но
такого родного-родного. Это новый рассвет меня –
совсем новой. И я должна – обязательно должна –
сыграть эту роль, которую подарила мне жизнь!
Анна БОГОДИСТ
|